Он идеальный такой, что пальцы судорогой сводит от желания лицо его расцарапать. Улыбку эту самовлюбленную распять или черным квадратом замазать. Суставы выворачивает от желания рубашку его накрахмаленную на мелкие лоскуты ткани порвать и сжечь. С хозяином вместе.
От идеального такого бежать хочется. Скрыться. С ним рядом неправильной себя ощущаешь. Неудивительно, почему в обществе Виеру не особо любят за правильность его. Сын циркача всего сам добившийся; отца своего стесняющийся и репутации семейной. Словно собой смыть пытающийся языки злые за спиной и сам себе глупо доказывающий, что Гидеон Виеру не тот мальчик-пирожок, что в школьные годы посмешищем был. Вот только друзей он выбрал себе не совсем правильных.
Взгляд мой медленно со спины мужа будущего пантерой черной крадется к спрятавшемуся за фикусом Домиником. Кажется, самому ещё не до конца осознавшему, что один из его лучших друзей решил себя семейными узами связать. И понять тщетность бытия он сейчас пытается через призму бутылки коньяка неизвестно где нашедшуюся на этом званном вечере. В радужках черных почти отчаянье читается, но топится оно, топится; вот, вот – и сам Доминик захлебнется в попытке вечер этот скрасить. В дам глазами потускневшими стреляет, найти всё кого-то неосознанно пытается, но профиль Гидеона старательно вниманием своим избегает. Наверное, странно наблюдать за тем, как мальчишка-школьный-друг вдруг о взрослой жизни задумался. Вот только проблема – о жизни этой Финеас договорился.
Димитрий за друга своего рад определенно, вот только пытается проверить не яд ли это какой он сам случайно принял и сейчас это всё ему мерещится. Да я сама спрашиваю себя не галлюцинации ли это всё. Самой бутылку забрать у Ника хочется, потому что оставаться в трезвом рассудке титанических усилий стоит, особенно когда все вокруг к чертовой матери катится.
А он стоит ко мне спиной и спокойностью сквозит весь. Самоуверенность просачивается через него. Как притворятся так можно?
- Опять на Ника пялишься? – от вопроса неожиданного как школьница вздрагиваю, хотя смотрела на мужа своего будущего. Пальцы женские в неком жесте поддержки мои длинные локоны поправить пытаются, цветы белоснежные с осторожностью заправляя, что волосы мои черные жемчужинами осыпали хаотичными.
Внутри всё сжимается, когда рядом сестра Гидеона садится. Лучезарностью своей, кажется, озаряет она всех вокруг. И не улыбнуться в ответ непростительный грех земной.  – До сих пор никак не могу принять его в этом новом амплуа, – без попытки скрыть себя настоящую отвечаю подруге, пока взгляд снова украдкой крадется к Доминику. Не смотреть на него сложнее, чем кажется. Взгляд сам возвращается к черному ворону, что за улыбкой своей безукоризненной скрывает разбитость свою внутреннюю. Такую глубокую, что черная дыра на фоне этом кажется игрушкой детской.
Выдыхаю и ловлю на себе темно-карий молчаливый взгляд. Настолько молчаливый, что крик о помощи слышно было за километры, когда улыбка говорила «всё хорошо».
~~~
- С тобой всё в порядке? – несмело до плеча его пальцами своими дотрагиваюсь, призывая Гидеона ко мне обернуться. Вечера обычно мы за беседами проводили, поэтому дружеское беспокойство в норме вещей у нас было. Но как-то из нас двоих никто так и не понял, когда дружбу нашу восприняли за возможность для брака будущего.
- Коньяк? – вопросительно бровь приподнимаю, показывая ему бутылку, - отобрал у Ника. Подумала, что тебе это будет необходимо.